— Двадцать раковъ крупныхъ? Слушаю. Будетъ прислано. Колыванцева, Греческій, 67.
Данъ отбой. Колыванцева сѣла къ столу и записывала:
«На живорыбный садокъ — двѣнадцать копѣекъ, къ корсетницѣ проѣздъ шестьдесятъ копѣекъ».
— Вотъ уже одинъ рубль двадцать семь копѣекъ барыша и есть, — сказала она себѣ. — И это только въ одинъ день. Катя, я сейчасъ вызвала къ себѣ по телефону корсетницу Берель и хочу заказать ей корсетъ, такъ уже вы, пожалуйста, не убѣгайте въ суровскую лавку за нитками, — сообщила она горничной. — А то кто-нибудь придетъ — никогда васъ нѣтъ на мѣстѣ, всегда въ суровской.
— Да когда-же это, барыня? — возразила горничная.
— Ну все равно. Я сказала. Я къ тому говорю, что вамъ придется помочь мнѣ раздѣться и одѣться.
— Но вѣдь у васъ корсеты хорошіе, барыня.
— Все равно. Это такъ кстати пришлось.
«Рубль двадцать семь экономіи — это не шутка, — продолжала разсуждать Колыванцева. — Но куда-бы мнѣ еще телефонировать? Такъ это забавно, такъ это интересно! Боже мой! Вѣдь я заказала ромовую бабу къ вечеру. Кто-же ее будетъ ѣсть? Насъ только двое. Позову сейчасъ по телефону къ намъ вечеромъ на винтъ Валдаева, старика генерала Лошканскаго и полковника Степанова. У нихъ у всѣхъ телефоны на службѣ. А какой мужу-то будетъ сюрпризъ»!
И она начала звонить на станцію съ приказомъ соединить.
Приглашенъ былъ пріѣхать вечеромъ Валдаевъ съ супругой — и далъ согласіе. Съ большимъ трудомъ отыскали генерала Лошкавскаго въ инженерномъ вѣдомствѣ и подвели къ телефону для приглашенія. Откликнулся послѣ долгихъ поисковъ и полковникъ Степановъ, очутившись у телефона. Всѣ дали согласіе.
«Фруктовъ, фруктовъ теперь къ чаю и закусокъ. Сдѣлаемъ холодный ужинъ… Горячаго не надо», — разсуждала Колыванцева и ужъ звонила на станцію, прося соединить съ гастрономическимъ магазиномъ.
— Квартира Колыванцева… Гастрономическій магазинъ? — спрашивала она.
— Гастрономическій магазинъ, — дали отвѣтъ въ телефонъ.
— Пришлите Колыванцевымъ… Греческій, 67… Слушайте… Десятокъ грушъ дюшесъ… десятокъ яблокъ размаринъ… Два фунта сыру швейцарскаго… Фунтъ икры паюсной лучшей… Фунтъ колбасы въ четырехъ сортахъ… два фунта ветчины… сига копченаго небольшого и фаршированную пулярду… Затѣмъ счетъ. Деньги будутъ уплочены при доставкѣ. Повторите заказъ.
Заказъ былъ перечисленъ.
Колыванцева тотчасъ-же дала знать мужу по телефону, что будутъ у нихъ гости, что она звала такихъ-то и такихъ-то на винтъ, и спрашивала его: — Радъ ты, Максъ? Радъ?
— То-есть какъ тебѣ сказать… Я разсчитывалъ, что вечеромъ буду одинъ дома… Я сегодня вечеромъ хотѣлъ принять ванну и хорошенько вымыться… Мнѣ что-то не по себѣ… Пропотѣть надо. Впрочемъ, ничего… не дѣлай только большихъ расходовъ на ужинъ… я не при деньгахъ… — отвѣчалъ мужъ.
Колыванцева тотчасъ-же начала телефонировать въ цвѣточный магазинъ, чтобы принесли десятокъ гіацинтовъ, два горшка розъ и ландышей.
Черезъ пять минутъ она подсчитывала записочку «для памяти» и говорила про себя:
«Вотъ ужъ два рубля и восемь копѣекъ экономіи отъ постановки телефона».
— Ахъ, Боже мой! Что-же я надѣлала! — вспомнила Колыванцева. — Закуски къ ужину для гостей вызвонила въ телефонъ… даже цвѣты для украшенія стола и гостиной заказала, фрукты… а про вино-то и забыла. А у насъ вина дома никакого… Мужъ пьетъ только сельтерскую, а Валдаевъ любитъ вино. Да и Клавдія Петровна пьетъ съ фруктами бѣлое Шатолюнель… Надо заказать.
Она поспѣшно бросилась къ книжкѣ телефонныхъ абонентовъ, открыла чей-то погребъ иностранныхъ винъ и черезъ пять минутъ уже звонила у телефона на станцію:
— № 9713! Прошу соединить!
— Готово. № 9713,- послышался отвѣтъ.
Опять звонокъ.
— Магазинъ иностранныхъ винъ! — кричала Колыванцева.
— Такъ точно. Что прикажете? Откуда говорятъ?
— Изъ квартиры генерала Колыванцева… Греческій… 67… Пришлите вина къ пяти часамъ… сегодня… Деньги будутъ уплочены при доставкѣ. Греческій, 67.
— Греческій, 67. Колыхаеву.
— Не Колыхаеву, а генералу Колыванцеву.
— Колыванцеву… Какого вина прикажете?
— Одну бутылку Шатолюнель… одну бутылку мадеры, потомъ краснаго.
— Въ какую цѣну Шатолюнель? Въ какую цѣну мадеру?
Она не знала, въ какую цѣну мужъ покупаетъ вино, и отвѣчала:
— Хорошаго вина, хорошаго.
— Пять рублей бутылка?
— Ну, пять рублей… — сказала Колыванцева наобумъ… — Затѣмъ краснаго вина.
— Бордосскаго или Бургонскаго? — допытывались изъ виннаго погреба.
Колыванцева опять встала втупикъ.
— Какого хотите. Ну, Бургонскаго что-ли…
— Шамбертень, можетъ быть?
— Хорошо… Шамбертень. Да коньяку полъ-бутылки.
— Все по пяти рублей?
— Да, да… Только чтобы было хорошее.
— Токайскаго не прикажете-ли? Есть особенное.
— Какое? — переспросила Колыванцева.
— Токайское, венгерское.
Она не слыхала о такомъ винѣ, не знала его, но чтобъ не уронить своего авторитета, отвѣчала:
— Все равно, пришлите. Только чтобъ было хорошее.
Данъ былъ отбой.
Но Колыванцева разохотилась звонить въ телефонъ и опять звонила на станцію, чтобъ соединили съ кондитерской.
— Не отправили еще Колыванцевымъ ромовую бабу? — спрашивала она.
— Сейчасъ отправляемъ, — отвѣчали изъ кондитерской. — Черезъ полчаса будетъ у васъ.
— Погодите. Вмѣстѣ съ ромовой бабой прошу прислать сливочный пирогъ въ два рубля. Сливки и бисквиты. Уберите мелкимъ шоколадомъ.